Те, кто застал распад Союза в юном возрасте помнят, какое впечатление производили на нас первые встречи с насыщенными последними достижениями капиталистической химической промышленности западными сладостями: “Turbo”, “Donald”, “Yupi”, “Invite”, мороженым с наполнителем. Они имели такой концентрированный вкус, совершенно непривычный для советского потребителя, что рецепторы просто зашкаливали от удовольствия: «Как в таком маленьком объеме продукта может содержаться столько персиков?!». Но прошло совсем немного времени и все эти товары превратились, в восприятии покупателей, в никому ненужную дешевку. Буквально с каждой последующей пробой их вкусовая ценность терялась и уже на 10–15 раз они вызывали более отвращение, чем удовольствие.

Почему так происходило? Причина в том, что наш организм обладает механизмом анализа биологической ценности потребляемых продуктов и формирования на основе этих данных вкусовых пристрастий. Точнее сказать именно отсутствие способности досконально проанализировать продукт на уровне рецепторов и послужил причиной для формирования у человека ассоциативной системы распознавания «полезных» продуктов, когда идентифицируются не сами вещества, а сопутствующие им комбинации вкусовых маркеров и результат их общего воздействия на организм. По сути это единственный механизм, позволяющий человеку на протяжении миллионов лет свободно менять ареал обитания и переходить на новые виды пищи без опасности вымирания вследствие отравления. Практически у каждого из нас есть в копилке памяти особый продукт с которым связана неприятная история отравления или переедания, так что любые вкусовые ассоциации с ним вызывают отвращение. В самом деле, многие сильнодействующие вещества: как яды так и востребованные витамины никак не реагируют на рецепторы человека и единственным эволюционным средством обеспечить контроль пригодности в пищу продукта для организма было бы формирование определенных ассоциаций между веществами реагирующими на рецепторы и ожидаемым «безвкусным» остальным составом продукта и, в любом случае, никакая, сколь угодно совершенная, система вкусовых рецепторов не смогла бы проанализировать абсолютно все вещества.

В описанной вначале заметки ситуации организм, привыкший ассоциировать с определенными вкусами и запахами конкретный набор полезных, для него веществ, при первой пробе таких напитков как Yupi был искренне рад получить, как он ожидал исходя из вкуса, в одном стакане массу витаминов и калорий равных их содержанию в десятке ананасов. Но, «к его удивлению», проходило несколько часов, а ни поступления калорий, ни полезных веществ не обнаруживалось и с каждой последующей пробой находя все больше отличий между реальными ананасами и вкусовыми заменителями мозг все интенсивнее снимал с этих продуктов окраску привлекательности доводя ассоциации до неприязни.

Если и существуют какие-то отталкивающие или привлекающие вкусы заложенные в человеке генетически — они, безусловно, занимают лишь малый процент от приобретенных и для оценки нюансов состава неизвестного продукта, требуется его употребление на протяжении времени достаточном для «перевешивания» ранее сформированных ассоциаций. Так, например, встречу с маслинами те же советские граждане переживали в обратном порядке (речь о тех, кто их полюбил, конечно): Практически любому кто их первый раз пробовал, они казались, поначалу, отвратительными: на вид ожидаешь получить нечто сладкое, вроде сливы, на вкус совершенно противоположное, а на запах вообще что-то неведомое. Но уже после нескольких проб не смотря на неприязнь к нему у организма возникало некое «любопытство» в виде необоснованного желания попробовать продукт еще раз, . После 10-го и более проб при виде маслин уже появлялся сопровождаемый приятным предвкушением аппетит, что проявляло себя слюноотделением в точности как это фиксировал Павлов у своих собачек. Конечно, некоторые терпеть не могут маслины, как и сыры с плесенью возможно потому, что их организму не подходит их состав,, а возможно и потому что не преодолели этот барьер 10–15 кратной дегустации.

Следующей волной интервенции в наш пищевой рацион стали генномодифицированные продукты. Ее мы практически не почувствовали на себе, в чем собственно и состоит их основная опасность. В тоже время опасность совершенно не такая в какой форме о ней трубится повсеместно и страшилки в этом вопросе, на мой взгляд, достаточно преувеличены. ГМО вредны прежде всего тем, что организм не в состоянии идентифицировать состав продукта по его визуальным и вкусовым признакам. Он ожидает получить яблоко, а получает какую-нибудь мандрагору. Но, вместе с тем ничего не мешает существованию некоторого генномодифицированного продукта не только с совершенно безвредным для здоровья составом, но и даже более полезным, чем обычные продукты. В любом случае джин выпущен из бутылки, совершенно не представляю как этот процесс можно остановить, но проблема в другом: в том, что они настолько быстро меняются сохраняя при этом внешние признаки классических продуктов, что у наших организмов нет никакой возможности понять пригодность содержащихся в них веществ. Модифицированное яблоко уже нельзя назвать яблоком, потому, что фактически оно таковым не является. Никакая лаборатория не в состоянии проанализировать состав продукта настолько хорошо, насколько это может сделать организм хотя бы потому, что у разных людей разная восприимчивость к разным веществам. Поэтому в силу выше сказанного хотелось бы выдвинуть такой тезис:

Опасно не столько само употребление ГМО, сколько их смешивание с другими продуктами.

Итак, я считаю допустимым и, возможно, во многих случаях даже полезным широкое использование ГМО при соблюдении следующих принципов:

• Давать каждой генной модификации отдельное, заметно отличное для потребителя имя: не яблоко московское, а ГМО-231 и т.д., ну или в крайнем случе «тыблоко», «выблоко», запретить сохранять за продуктом прототипное название. Тогда через N дегустаций каждому человеку будет понятно подходит ли этот продукт для него.
• В товары со смешанным составом разрешить добавлять только ГМО получившие известность и признание у большой части населения.
• Желательно что бы ГМО имели отличные внешние признаки: цветовые, обонятельные, дабы не путались с остальными.
• Строго следить за тем что бы ГМО произростали в абсолютно изолированной среде. Этот пункт конечно мыло выполнимый, но как минимум приложить усилия для того что бы избежать взаимного опыления расстений выращиваемых из семян (не прививанием или вегетативно).
• Хранить под семью замками семена оригинальных растений дабы в любой момент можнобыло вырастить заведомо неомдифицированные.
• И последний,самый главный: что бы понять пригодность для приема в пищу определенного ГМО у каждого человека должна быть возможность выработать устойчивую реакцию организма на этот продук, грубо говоря если после N –го потребления этого продукта, при условии неподмешивания в этот период других ГМО с похожим вкусом, у человека он вызывает аппетит, то скорее всего он нисколько для него не вреден.

Немного оффтопа: ГМО и бизнес

Продукты с ГМО завоевали себе отрицательную славу во многом благодаря своей дешевизне. Их использование в качестве более экономичного заменителя традиционных продуктов испачкало имидж трансгенной инженерии запахом третьесортности: «Это оскорбительно для белого человека употреблять в пищу такие продукты. Я что не могу доплатить 3 копейки, но купить товар без этой гадости?» — говорит потребитель. Но уверен, стоило выставить цену на такие товары в 10 раз дороже исходных как отношение к ним в корне бы изменилось. Люди готовы килограммами «лопать стволовые клетки», литрами «пить кровь младенцев» (что тоже самое), накачивать губы ботексом зачастую только за то, что это дорого, а значит престижно. Классическая маркетинговая притча о производителях сигарет, которые побороли конкурентов не снижением, а повышением цены как нельзя эталонно может сработать на продуктах трансгенной инженерии.

Вторым фактором отталкивающим от ГМО является его «дьявольское происхождение». Об этом эффекте я подробней написал в заметке «Искусственный интеллект», где обращал внимание на закономерность между трагичностью финалов легенд связанных с покушением на прерогативы Бога — создавать живые организмы и «одушевляющей» составляющей в сюжетах. Любой сказочный или чувственный элемент в образе продукта может повернуть отношение к нему на 180° — от дьявольского-мутанта сорняка к волшебному цветку, дав нам возможность, может быть, распробовать их, наконец беспристрастно.

Третье замечание касается сохранения в первозданном виде тех культур которые склонны легко скрещиваться с растениями произрастающими на соседних плантациях. Ведь со временем оригинальных, намешанных с трансгенными видов может не остаться. Мне кажется опечатывание семян некоторых растений могло бы стать для кого-то очень ценным вложением в будущее своих потомков. Произведения искусства, вино, предметы коллекционирования имеют свойство увеличиваться в цене с каждым годом, при этом оставаясь намного надежнее банков. Возможно, что в очень ближайшем будущем потребность потреблять гарантированно нетронутую «научным дьяволом» пищу окажется не менее весомой чем доля религиозной жизни в современном обществе. Но эта схема требует печати безупречной чистоты происхождения семян и во-многом время уже упущено, так как к экземплярам опечатанным до даты появленияя трансгенной инженерии интуитивно будет более доверчивое отношение чем к поздним.

В этой заметке я не хотел ни агитировать за потребление трансгенных продуктов ни, наоборот клеймить их ужасами так как даже не хочу думать о том, что мы уже не в состоянии изменить. Но, что нам вполне под силу — это отказаться от хаотичного их смешивания с другими продуктами, дать им четкое имя и, наконец распробовать, что они из себя представляют.Поэтому сомнительная надпись «без ГМО» мне нравится намного меньше, чем честное указание, пусть и рукотворного, но, зато проверенного вида. В этом плане более эффективной была бы стратегия лояльного отношения к этим продуктам.